В голове моей опилки... - Страница 30

Важно всё время делать что-то новое (хотя при этом стараться не разбрасываться и держать себя под контролем). После своей книжки об Олеге Кулике (а книги по современному искусству у нас выходят и сейчас крайне редко), я бы мог легко сделать карьеру арт-критика; после своей работы в театре стать театральным обозревателем. Но даже теперь, заканчивая книгу о современных композиторах (вы хотя бы слышали, что есть такие?), я не думаю конвертировать эти свои усилия во что-то статусное, то есть всем понятное, предпочитая оставаться демонстративным дилетантом.

– В твоих текстах ощущается тотальное одиночество. Впрочем, это одиночество без надрыва, без грусти. Оно самодостаточно. Даже Чердачинск в «Едоках картофеля» – город-одиночка и одиноких. Я подозреваю, что ты построил свой внутренний мир, вселенную, в которой тебе удобно.

– Есть «одиночество» (неуправляемый, стихийный процесс), а есть «уединение», то есть то, что тебе нравится, и то, что ты сам выстраиваешь именно в том режиме, который тебя устраивает. В больших городах люди одиноки потому, что их никто не знает. В маленьких – потому что их с детства знают все окружающие и, как бы понимая, чего от них можно ждать, пеленают своими ленивыми ожиданиями, из-за чего становится не только одиноко, но ещё и душно. У меня есть семья, любовь, родители, близкие, но это не умаляет моего одиночества, на которое обречен каждый человек, осознающий конечность жизни и постоянно ощущающий ледяное дыхание не-жизни. Так уж у меня голова устроена, что я постоянно эту границу чувствую. Ощущаю.

– А как соотносятся Творец и социум в реальной жизни? И вероятнее всего, глупый вопрос: почему Чердачинск? И зачем тебе было так необходимо метро в нем?

– В трёх моих романах существует город Чердачинск, название которого я перевожу для себя как «крыша мира», а, скажем, моя французская переводчица Вероника Пате – как «Брик-о-брачинск». Меня с детства преследуют разговоры с толкованием топонима про «урочище Селяби» и его обыгрывание. Недавно умерший прозаик Владимир Курносенко поместил героев «Евпатия», главной своей книги, в странный, старинный город Яминск. Будем считать, что мой Чердачинск возник в полемическом задоре своему более старшему товарищу.

Чердачинское метро, которое я упоминаю в романе «Едоки картофеля», нужно было, прежде всего, не Чердачинску, но вот этому конкретному тексту, в котором мне важно было, помимо много чего ещё, зафиксировать и закрепить разницу между реальностью и вымыслом. Дабы персонажи, которых я придумал от начала до конца, не тёрлись своими краями о гипотетических прототипов.

Судьба всё того же Курносенко, бывшего соучеником и близким другом моего отца, постоянно отгребавшего от своих знакомых и близких за то, что он их описывает в своих текстах, меня многому научила.

– Как ты ощущаешь себя в Москве? Чего в избытке, чего не хватает? Тянет ли в Челябинск? Нет ли ощущения, что в Москве ты «один из», а в Челябинске – «столичный мэтр»? Нивелировалась ли разница между столичной жизнью и жизнью в провинции?

– Я живу на два города, поэтому добираю того, что не хватает по ходу дела. Твой вопрос про «мэтра» поставил меня в тупик. Я даже задумался – что в моём понимании «мэтр» и каким я должен быть, чтобы ощущать себя «мэтром»?

Окружённым учениками? Увенчанным премиями?

Я не стараюсь смотреть на себя со стороны, это сковывает, учусь не давать себе оценки, это бьёт по рукам, ограничивает в творчестве. Всё, чего мы достигаем, возникает из прямо противоположного чужим взглядам доверия к собственной синдроматике.

Это крайне важная для меня тема – идти за собой, своими потребностями и своими желаниями, а не путать их с извне навязанной повесткой дня, «нытьём века». Времени мало, забот масса, вот ты и балансируешь между обязательствами, избежать которых сложно и тем, что нужно сделать обязательно. Активное участие в литературной и общественной жизни у меня не запланировано.

Я, конечно, делаю что-то для «общего блага», но это в свободное от забот время.

– Что позволяешь себе ты, и какова цена?

– Смотри, я взрослый и достаточно прагматичный человек (неумный человек не может писать такие тексты), значит, я могу взвешивать последствия своих поступков и считать их больше, чем на один шаг. Меня интересуют долгосрочные результаты не оттого, что я собираюсь жить вечно, но потому, что люблю постепенную и кропотливую (несуетную) работу.

Вероятно, в душе, я аграрий, колхозник, и жизнь в городе напрягает меня оторванностью от природно-погодного цикла – у меня даже есть теория о том, то неврозы начинают терзать людей, когда они отдаляются от природных сущностей (земли, воды) и заботы о себе (перестают себе готовить, нанимают домомучительницу).

Я и книги свои выращиваю, как растения, хожу за ними, как за цветами. Это требует сосредоточенности и минимума светской активности. Кому что важнее, Сергей, или очевидную карьеру сделать, или же нечто действительно важное для самого себя сотворить. Из-за того, что я не тусуюсь, как подорванный (видел ли ты меня на каком-нибудь чердачинском или московском даже самом правильном мероприятии?), не угождаю важным и правильным (полезным) людям, не навязываю себя через телевизор и рецензии, как человек, всё-таки, впечатлительный и эмоциональный, я, разумеется, недополучаю витаминов успеха, которых никогда и никому не бывает мало. Особенно, если дело касается денежных премий...

Но, взвешивая по здравому размышлению, количество затрат и «выхлопа», я понимаю, что оно того явно не стоит. Ну, и снова мчусь к своим цветочкам. Понимаешь, я не чистоплюй и не ботаник (хороший вышел каламбур), я просто научился понимать – себя и то, что мне надо.