В голове моей опилки... - Страница 6

Гигантское плато, сжатое с боков скальными стенами и обрывающееся перевалом, уставлено пирамидками, сложенными из камней. Каждая – экспедиция, в которой погибли люди, к каждой прислонен камень с выбитыми именами. Как предостережение идущим дальше. Экспедиции, в основном, интернациональные по составу. Среди американских, французских и немецких видны и русские фамилии. В 2006 году на Эвересте погиб россиянин Игорь Плюшкин. Не знаю, успели ли поставить ему памятник в этом самом мрачном по пути к Эвересту месте.

Бабушку мы встретили в Лобуче. Добравшись до лоджи, упали на кровати, пока голод не погнал нас в столовую. Пока ждали ужина из «гарлик супа» (ели его постоянно, очень полезно, по утверждениям Нуру) и лапши, я побежал в соседнюю лоджу, чтобы купить воды в магазинчике. А вот там и увидел Габи, так звали бойкую немку, которой уже под 70. Позвал Андрея, выбрались на природу. «Как же вы, Габи, решились на такой поход?» – уважительно спросил я. «Голубчик, я всю жизнь занималась альпинизмом, – весело ответила Габи, не отрывая взгляд от солнца, погружающегося за гималайские пики. – Мои дочери и внучки выросли. Теперь, конечно, я не могу себе позволить лазить по скалам, но треккинг вполне по силам». Выяснилось, что немка не может позволить себе штурм отвесных стен по одной простой причине – у нее в переломанную ногу вставлены стальные спицы. Вот так...

А канадца Ларри мы встретили уже в базовом лагере. Рано утром выползли из палатки пораньше, хоть и не спали всю ночь. Внутренние непромокаемые скаты от дыхания обросли пушистым снегом, который утром стал комками падать на лицо. Мы знали, что будет холодно, напялили на себя всю одежду и влезли в спальники в ботинках. Ночью переворачивались с боку на бок по команде, слушали, как взрывается под нами трещинами ледник Кхумбу, на котором стояла палатка, и падают лавины. Под этот аккомпанемент заснуть было невозможно, хотя Нуру и успокаивал: мол, если мы слышим, как «стреляют» трещины, это мелочи, они могут образовываться и за километр от нас, а лавины, ну, что лавины, мы же не под стеной находимся.

Продрогшие, мы стояли на солнце и отогревались. Нуру готовил чай, взяв воду из ямки, куда успели помочиться яки, носильщики вытряхивали снег из палатки. Вдруг я заметил, что по леднику, круто уходящему вверх, к Эвересту, спускаются едва заметные фигурки. Андрей сменил объектив на телевик и сообщил, что это люди. Мы побежали к ним навстречу. Напрасно: они были так далеко, что прошло часа два, прежде чем они дошли до базового лагеря. Тут сложно оценить расстояние. Гималайские масштабы не укладываются в голове: вроде видишь оранжевую палатку, идешь к ней полчаса, а это оказывается здоровенный шатер человек на 20. С горами еще сложнее: находясь на высоте 5 500, приходится убеждать себя, что вон тот холмик выше на два километра, просто до него не близко.

Жизнь базового лагеря похожа на обычную походную. Кто-то ставит палатки, кто-то готовит еду на всех, отдельная бригада копает яму для туалета, ведь жить в базовом придется долго. На подготовку снаряжения и акклиматизацию уходит по несколько месяцев...

Ларри появился как триумфатор. В красных бахилах и черной куртке, обвешанный альпинистским железом, с ледорубом наперевес. Он стоял на валуне, смотрел на нас сверху вниз, и снег отражался в его очках. Представившись, я задал тот же вопрос, который задавал каждый день вот уже две недели: «Зачем все это? Куча денег, масса опасностей?» Ларри наклонился, оперся о ледоруб и ответил: «Если ты спрашиваешь «зачем», ты ни черта не понял в этой долбаной жизни...»

Вот еще одна встреча – для понимания этой долбаной жизни и самого понятия «целеустремленность». Вернемся на пару дней назад. Когда мы сидели в «столовой» в Лобуче и делились впечатлениями от разговора со старушкой Габи, дверь тяжело отворилась, и на пороге, держась за проем, появился здоровый мужик. Охотничья куртка, камуфляжные брюки, усы на красном вспотевшем лице – однозначно, русский. «Вы откуда?», – спросил я на родном языке. «Из ада...» – ответил он. Мы познакомились. Москвичи Татьяна и Виктор решили осуществить свою мечту и отправились в Непал. Но у Виктора началась горная болезнь. Ему было плохо так, как не бывает плохо с самого тяжелого русского похмелья. Слабость, головная боль, тошнота, нехватка воздуха. Накрыв спальником, мы уложили его на скамью и принялись поить чаем. Нуру отозвал меня на улицу и сообщил, что, по его мнению, во всем виноват гид московской пары. «Я вас постоянно кормлю и пою чаем, а тот гид, наверное, экономил, вот Виктору теперь и плохо. У меня такого не бывает, я хороший гид», – похвастался Нуру, и мне захотелось дать ему чаевые.

В той же лодже нашлись еще трое русских. Я им завидовал. Еще на перевале я увидел, как с горы в долину летит голубой параплан. Валентин Дмитриевич – его хозяин – крепкий человек с седой щетиной и совершенно синими глазами. Завидовать было чему: недавно Валентину Дмитриевичу исполнилось 72 года. И приехал он не на треккинг, а чтобы достать старый параплан, вмерзший в ледник где-то на 6 500. Ни одно российское мероприятие, будь то «Лыжня России» или международная экспедиция на Северный полюс на собачьих упряжках, не обходится без Дмитрича. А тот параплан он самолично закопал на склоне, куда его принесло ветром, когда облетал ледник Кхумбу, чтобы с воздуха определить самый безопасный путь на Эверест. Спускался «дед» Валентин со сломанной ногой...

Завидовал я и Сереге, моему погодку. Он с отцом путешествовал по Гималаям, чтобы написать курсовую работу по индуистике. Учится и живет Серега в Гамбурге, его отец – то там, то в Москве, автомобилями занимается. Как бы это так умудрится наладить жизнь, чтобы средний российский студент, пишущий работу по фламандской живописи, мог посетить европейские музеи за счет института? С Серегой, его отцом (забыл, как зовут уже, вот ведь) и Валентином Дмитриевичем мы облазили все окрестности Лобуче. Добрались даже до итальянской метеостанции «Пирамида». Она и в самом деле пирамида с гранями, покрытыми солнечными батареями. Нам нужно было позвонить. Итальянцы сначала вежливо не понимали сути просьбы, а потом прямо заявили, что не дадут, потому что телефон сломался, но мы можем переночевать у них... за сто евро.